Осень — время гулять, греть руки о бока горячей чашки и читать хорошие книги. Мы с Илларионом Сычом, нашим верным другом, прогулялись по литературным местам Москвы и поймали последние тёплые мгновения.

Илларион Сыч дружит с нашим издательством с момента его основания. Он как талисман команды: вдохновляет и всегда приносит нам что-то интересное про искусство. А ещё, кажется, знает ответ на любой вопрос из мира литературы.

Однажды Илларион Сыч зашёл к нам в издательство, как обычно, на чашечку кофе и на каверзный вопрос «Откуда он столько всего знает?» ответил, что прекрасное вокруг нас, а любой город хранит много интересных историй, которые вдохновляют. И предложил прогуляться по осенней Москве, чтобы мы могли увидеть это своими глазами.

Предложение озвучено, компания отличная и мы отправились на воскресную прогулку.

— Bonjour, mon cher! — приветствовал нас Илларион, грациозно взмахнув тростью, и мы начали наше литературное рандеву с Патриарших.

Ветер шелестел листвой, будто напоминая, что тепло вот-вот закончится, люди грелись на берегу пруда, а мы шли, вдыхая полной грудью тёплый осенний воздух.

— Илларион, как думаете, Аннушка уже разлила масло? — спросила я с улыбкой, когда мы не спеша вышли к Малой Бронной.
— А ты что, разговаривала с незнакомцами? — удивлённо спросил он. — Чувствуешь, да? Даже воздух пахнет по-булгаковски. Загадками, тайнами и обновлением.
— Почему обновлением?
— Осень, пора сбросить старые маски, умереть старому, чтобы рождалось новое. Вот такая философия. Хотя обидно, памятник стоит Крылову, а про него тут почти никто не вспоминает.

И ведь на самом деле Патриаршие известны тем, что здесь прошла первая встреча Ивана Бездомного и свиты Воланда. На фоне такого события Крылов, известный сатирическими баснями, просто меркнет. Выглядит не столь значимым и популярным, хотя именно он считается родоначальником русской басни. 236 басен, которые составили 9 прижизненных сборников. Мы попробовали вспомнить несколько басен наизусть, полностью получилось «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру», потом я попыталась проговорить «Лев и человек», правда, безуспешно. А вот Иллариону вспомнились несколько цитат из «Безбожников».

— Что-то у нас всё равно вокруг Бога и дьявола все крутится, — заметила я.
— Вечные темы, — согласился Илларион, — в каждом из нас есть что-то от одного и от другого
— Ну в вас сегодня явно больше от Джокера, — подшутила я над собеседником, намекая на его весёлые носки.
— Грешен, — покаянно склонил голову Илларион и мы продолжили прогулку в сторону Триумфальной площади.

Дошли до дома 10 по Большой Садовой.

Пятиэтажный дом в стиле модерн с майоликовым фризом и закруглёнными балконами. Первый московский адрес Булгакова, где он жил в коммуналке с невыносимыми соседями.

— Дом Пигит, — прищурился Илларион Сыч. — Всегда любил текучие формы и лепной декор.
— Что? — удивлённо переспросила я. — Разве это не дом Булгакова?
— Эх, молодёжь! — Мой собеседник взмахнул тростью, словно указкой в сторону обсуждаемого строения. — Этот дом построили в 1903 или в 1904 году на деньги табачного фабриканта Ильи Пигита, он ещё основал фабрику «Дукат». Но это к литературе не относится. Так вот. Если опустить длинную историю, каких только жильцов не видел дом, даже Николай Рябушинский, редактор журнала «Золотое руно», снимал здесь квартиру, начинал работать художник Петр Кончаловский. В 1921 в квартиру номер 50 въехал Михаил Булгаков с женой Татьяной, они прожили здесь почти три года. Автор многие прототипы взял именно из этого дома, написал по соседям в коммуналке Аннушку, типографских рабочих. А вот историю самого дома Булгаков описал в рассказе «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна». Кстати, и Воланд со своей свитой въехал в квартиру 50.

— Удивительно, насколько популярными писатели делают всё вокруг. Давно бы уже никто не знал про эту квартиру и её историю, если бы не Булгаков, — поделилась я мыслями и мы продолжили нашу прогулку.

Рассуждали, что раньше деятели культуры считались звёздами. Они долго и кропотливо работали, писали книги от руки, поднимали серьёзные проблемы или закладывали важные мысли в основу произведения. А сейчас звёзды — это блогеры и тиктокеры. И не всегда с полезным контентом, потому что уровень стресса выше, чем во время известных литераторов. Стоит учитывать, что стресс сейчас еще и другого порядка — информационный шум, чрезмерное стремление к успеху, глобализация. Поэтому и лёгкие танцы без смысловой нагрузки часто воспринимаются лучше, чем серьёзная монография.

Как оказалось, извечного спора кто больше и лучше не миновать. Пока мы шли по Большой Садовой в сторону Триумфальной площади, читали по памяти басни Крылова, цитировали «Мастера и Маргариту» и спорили. Спорили, какой автор принёс больше русской литературе. Я отстаивала Булгакова, напирая на его идеи и глубокий философский смысл романа. Илларион защищал Крылова, незаслуженно отправленного мной в комики, и приводил по памяти басни, где за юмором и шутками спрятаны меткие сравнения.

— А ты знаешь, что у Крылова даже пьеса есть? «Бешеная семья» называется. «Нет терпенья, рвусь с досады, в долг ввели меня кругом», — процитировал Илларион Сыч. — Почитай, там глубокий смысл в безумном антураже.

— Танец злобного гения? — усмехнулась я строчкой из песни группы «Король и шут».
— Да-да-да, «эта игра, без сомнения, обречённых ждёт поражение», — удивил Илларион: не ожидала, что ему знакомо творчество этой группы.

Так переговариваясь, перескакивая с темы русского рока на классику, мы шли по осенней Москве, пили вкусный кофе с апельсиновым соком и корицей, наслаждались теплом. На Триумфальной площади подошли к памятнику Маяковскому.

— Я его стихотворение на экзамене читала, — призналась я, разглядывая мужчину в распахнутом пиджаке.
— Рассказывала о его необычной родословной? — повернулся в сторону поэта Илларион.
— Нет, только о том, что он любил собак и был ужасно сентиментальным, несмотря на внешнюю суровость, — пришлось мне сознаться.
— О! У него очень интересное детство. Он родился в грузинском селе, отец был дворянского рода, но работал лесничим, а мама — кубанская казачка. Представляешь, какой коктейль заложили в характер? А ещё время интересное и переезд в Москву в подростковом возрасте. Идеи марксизма, политические акции, бунтарский дух… Однажды он даже съел записную книжку с адресами! Не помню, правда, зачем. Уникальная личность. Он рисовал политические плакаты с Казимиром Малевичем и даже считается, что Маяковский — родоначальник советской рекламы. Столько всего успел: писал стихи, сценарии, рисовал, придумывал слоганы. Кстати, всегда носил с собой кусочек мыла, потому что панически боялся микробов после смерти отца от сепсиса. Времена другие, проблемы те же: учимся мыть руки и носим с собой антисептик.

Илларион провёл короткий экскурс в биографию Маяковского, мне захотелось ответить ему тем же, но столько интересных фактов моя память не хранила. Только один милый факт из прошлого великого поэта:

— Мне известна романтическая история его любви к Татьяне Яковлевой, когда он весь свой гонорар оставил в цветочной лавке в Париже, чтобы девушке доставляли цветы каждую неделю. И во время оккупации она продавала эти цветы и покупала еду, так что романтический порыв спас ей жизнь, когда самого поэта уже не было в живых.
— Какое стихотворение самое любимое у тебя? — спросил собеседник и я задумалась, пока мы не спеша шагали по Тверской.
— Послушайте! — резко воскликнула я через некоторое время, чем заставила Иллариона резко подпрыгнуть на месте. — Ведь если звёзды зажигают, значит это кому-нибудь нужно? Значит, кто-то хочет, чтобы они были? Значит… значит… Забыла дальше.
— Повод открыть сборник, — улыбнулся Илларион. — Я знаешь какое вспомнил? В тему нашей беседы про Булгакова и ТикТок.

Раньше были писатели белоручки,
Работали для крохотной разряженной кучки.
А теперь писатель — голос масс,
Станет сам у наборных касс.
И покажет в день писательского субботника,
Что Россия не белоручку нашла, а работника.

Илларион хорошо поставленным голосом зачитал короткое стихотворение и я задумалась, что в действительности так и было. Вот он, переход между творчеством, увлечением и работой. Ведь во время Пушкина работать было недопустимо, и он тогда только начал этот переворот. А Маяковский, Булгаков и все, кто были после, продолжили. Перевели писательство из разряда хобби, в работу, в серьёзное дело.

Мы не спеша проходили через Новопушкинский сквер и словно в подтверждение моих мыслей Илларион Сыч задумчиво спросил:

— Знаешь ли ты кого-то, кто любил бы осень больше Пушкина?
— Возможно, кто-то и был, но красивее Пушкина её никто не описал, на мой взгляд, — ответила я собеседнику
— Почему-то всегда, когда стою и смотрю на Пушкина, кажется, что повернусь и окажусь в Петербурге, — усмехнулся мужчина. — И осень, да… Самое пушкинское время. Золото, багрянец, тихая красота природы. «Дни поздней осени бранят обыкновенно, но мне она мила, читатель дорогой, красою тихою, блистающей смиренно«ю Красиво, правда?
— Угу, — шепотом согласилась я: отчего-то про осень и поэта хочется говорить так, аккуратно и шепотом. — Я читала, что он был весельчак, мот и гуляка, а так красиво писал.
— Он был гениален, — согласился Илларион Сыч, — многие слова нашего языка именно он ввёл в обиход. «Машинально», «вульгарный», «галоши». Даже две масонские ложи названы в его честь. Про Пушкина можно говорить бесконечно, невероятно яркая личность. Донжуан и игрок, но при этом полиглот и удивительно талантливый человек. Честный и смелый. Чего только стоило ему ответить, глядя в глаза императору, что он был бы на Сенатской площади, если бы был в Петербурге в декабре 61-го? Как думаешь, мой юный друг, если мы будем читать по памяти Евгения Онегина, на каком моменте дойдем до Кремля?
— Мне кажется, глав пять точно! Ведь всё зависит от нашей памяти и возможностей Пушкинской карты, — ответила я, быстро открывая приложение и выбирая нужный роман.

Мы отправились в путь, начав с «Не мысля гордый свет забавить…» и периодически подглядывая в текст. К моменту дуэли Евгения и Владимира вошли в ворота Красной площади.

На подходе к Кремлю Илларион обезоружил меня вопросом, что я знаю литературного про Кремль. Признаться честно, я знала только про книжный фестиваль «Красная площадь». А Илларион Сыч рассказал, что существует легенда, будто где-то в подземельях Кремля скрыта потерянная библиотека Ивана Грозного.

— Либерея, — таинственным голосом начал рассказ Илларион. — Согласно легенде, в этой библиотеке были книги византийский императоров, которые собирались много веков. Когда Константинополь пал, библиотеку перевезли в Рим, а затем в Россию в качестве приданого византийской царевны Софьи, невесты Ивана III. По преданию Иван Грозный и сам увлекался чтением до того, как получил своё прозвище, поэтому библиотеку дополнил своими находками. А в те времена в Москве часто случались пожары, поэтому ценные книги и свитки хранили в подвалах, поглубже, там, где огонь до них бы не добрался. Исчезновение Либереи приравнивают к периоду, когда царь удалился от мира в Александровскую слободу, но ни там, ни в Коломенском, ни под московским Кремлем таинственную библиотеку так и не нашли. И очень жаль, — закончил рассказ мой эрудированный собеседник, — я бы хотел взглянуть хотя бы одним глазком на то, что писали в Византии.

— Я бы тоже взглянула, но, боюсь, византийский язык было бы не разобрать. — И согласилась и не согласилась я. — Это как читать учёные доклады вместо нон-фикшена. Ничего непонятно. А хранить дома антикварную книгу страшновато, ей нужны какие-то особые условия наверняка.
— Возможно, — кивнул Илларион и хитро улыбнулся, — а может, раньше бумагу делали крепкую? На тысячелетия. Вот писала девица дневник или ученый муж, так чтобы потом все поколения читали и мудрости предка дивились. Кстати, о дневниках. Ты тут фестиваль «Красная площадь» упоминала, пока я тебя тайнами прошлого не увлек. А в этом году, между прочим, читали «Дневник „Мастера и Маргариты“» из переписки Елены и Михаила Булгаковых. В честь 130-летия писателя.
— Я не знала, — сознаюсь в собственной неосведомленности, — слышала только, что уличный спектакль «Руслан и Людмила» показывали в этом году. Наши обсуждаемые авторы сегодня — Булгаков и Пушкин.
— А Крылова снова забыла, да? — поджал губы Илларион, а выслушав мои сбивчивые оправдания, продолжил делиться интересным. — В этом году сто тридцать лет было не только Михаилу Булгакову, но и Сергею Прокофьеву. Его седьмой симфонией открывали фестиваль, сам Денис Мацуев приезжал. А ещё примечательно: мы с тобой вот про мужчин-литераторов всю прогулку говорили, а в направлении «Поэзия» на фестивале были темы про женщин-поэтесс. И про жизнь Софьи Толстой рассказывали. Не менее легендарная личность, чем её муж.

От Красной площади мы прокатились на троллейбусе до Воробьёвых гор, обсуждая при этом возможности современной литературы. Только представьте, что когда-то из книг были только жития святых и летописи. А сегодня сотни жанров и постоянно появляются новые. Можно читать биографии футболистов и модельеров, размышлять над философскими проблемами серьёзных произведений или отдохнуть с попаданцами в сказочных мирах.

Пока мы шли к смотровой площадке, Илларион Сыч всё время что-то мне рассказывал, не переставая удивлять глубиной своих познаний.

— А ведь здесь был пересыльный острог, о нём Герцен писал в «Былое и думы», кажется… Да и памятная стела неподалеку. Обещали на пару с Огарёвым бороться за свободу народа до конца жизни. Ах, молодость! — раскинул руки Илларион Сыч, будто хотел обнять всю Москву. — Вот точно! Место это дышит молодостью и вдохновением! Как там у Блока было? «Даже Париж с Монмартра не то, как Москва с Воробьёвых гор».
— Согласна, — кивнула я, — глядя на город, — Не зря Лермонтов, Толстой, Достоевский, да и много кто ещё упоминали их. Даже Олимпиада по литературе сейчас есть — «Покори Воробьёвы горы». И в «Мастере и Маргарите» в предпоследней главе действие происходит именно здесь.
— Послала же редакция ко мне поклонницу Булгакова, — покачал головой Илларион и подмигнул: — Чудесная вышла прогулка, да, мой юный друг?
— И очень познавательная, — согласилась я.

Вот так живёшь в городе, ходишь по его улицам, ездишь по своим важным делам и забываешь, что вокруг — история. Что по тем же улицам до тебя ходили великие люди, делали свои важные дела, оставляли след в истории. Жили, любили, творили. А нам осталось их наследие: великое, таинственное и прекрасное.