Delibri

«1984» — одна из самых продаваемых книг последних 70 лет. Джордж Оруэлл написал одну из самых страшных и злободневных антиутопий, но на её фоне несколько меркнет ещё одна, более ранняя работа — роман «Мы» Евгения Замятина. Оруэлл Замятина точно читал и явно позаимствовал определённые элементы. В этой статье мы разбираемся в истории создания и новаторстве Замятина, а также сравниваем его труд с «1984» и разбираемся, что в двух книгах есть общее, а что Оруэлл придумал сам.

История создания «Мы»

Евгений Замятин написал «Мы» на рубеже 1921 и 1922 годов, живя в Петрограде. Но в России рукопись тогда так и не увидела свет — ей принадлежит сомнительная честь стать первой книгой, официально запрещённой к изданию советской цензурой.

Впервые «Мы» напечатали в 1924 году в США в издательстве Эдварда Даттона — на английский язык роман перевёл известный психолог, социолог и гуманист Григорий Зильбург. Первые отрывки из «Мы» на русском языке появились три года спустя на страницах пражского журнала «Воля России». Чтобы прикрыть Замятина от возможного гнева со стороны советских властей, редакция объявила публикацию переводом с английского и снабдила пометкой «Печатается без ведома автора».

Какое-то время казалось, что обман сработал, но в 1929 году Замятина подвергли настоящей травле. Он вышел из состава Союза писателей и покинул страну. В 1937 году писатель умер в Париже, в сравнительной безвестности и полной нищете. В родной стране «Мы» официально издали только полвека спустя, во времена гласности и перестройки.

О чём роман

Действие романа «Мы» разворачивается примерно в 32 веке далёкого будущего в городе, отделённом от остального мира зелёной стеклянной стеной. Вся жизнь горожан подчинена строгому расписанию — все одновременно встают с постели, принимают пищу, отправляются на работу или учёбу. Даже свидания и секс возможны только в строго отведённое время и только по талончику!

Главный герой книги, Д-503, — инженер, строящий космический корабль, который понесёт идеи Единого Государства в звёздную даль. Весь роман, по сути, представляет собой дневник Д-503, адресованный жителям далёких планет, «неведомым существам, которые, быть может, всё ещё живут в диком состоянии свободы и нуждаются в подчинении бдительному игу разума».

Размеренная и расписанная жизнь Д-503 меняется после знакомства с бунтаркой I-330. Под влиянием новой знакомой Д-503 начинает ходить на свидания в неположенное время, пробует запрещённые табак и алкоголь, близок к нарушению и других законов Государства. Более того, I-330 стремится к полному разрушению его устоев.

Новаторство Замятина

«Мы» — одна из первых классических антиутопий, и переоценить влияние романа на дальнейшее развитие жанра невозможно. Даже если не брать в расчёт прямое влияние Замятина на своих последователей (Хаксли, к примеру, яро отрицал знакомство с «Мы», а вот Оруэлл, напротив, написал подробную рецензию), именно Замятин ввёл в оборот многие идеи и концепции, без которых сегодняшней антиутопии попросту бы не существовало.

Что же такого новаторского в «Мы»?

Эксперименты с языком. Замятин первым начал заменять «устаревшие» слова неологизмами, такими как «нумер», «юнифа» или «розовоталонно». Кстати, слово «стопудово» тоже впервые появилось именно у Замятина.
Мы все всего лишь номер. Персонажи мира будущего лишены всякой индивидуальности, у них даже нет своих имён. Вместо имён каждому гражданину присваивается «нумер» — буквенно-числовый идентификатор, например Д-503, I-330 или О-90. Позже эту идею позаимствовали как писатели, например Айн Рэнд в романе «Гимн», так и репрессивные органы — «нумерами» обозначались узники в немецких лагерях смерти во время Второй мировой войны.
Жизнь в обществе тотальной слежки. Граждане Единого Государства живут в домах с прозрачными стенами и находятся под неусыпным наблюдением компетентных органов, Хранителей. Система всячески поощряет доносы и стукачество, а любое инакомыслие душится в зародыше вместе с ними же. Эта идея потом будет повторяться в десятках более поздних произведений, причём не только в жанре антиутопии, но и в киберпанке, научной фантастике и даже реализме — меняться будут только имеющиеся в распоряжении государства технологии и их возможности.
Индивидуальность — зло. Все граждане Единого Государства носят одинаковую причёску и одинаковую одежду — «юнифу». Они подвергаются Великой Операции, в ходе которой удаляется орган, отвечающий за фантазию, воображение и эмоции — только так можно стать «совершенным, или машиноравным». Любое отклонение от нормы наказывается. Например, если гражданин не дотягивает до критериев Материнской или Отцовской нормы (например, слишком низкий или, наоборот, высокий), Государство не разрешит ему размножаться. А что вы хотели, детоводство — дело серьёзное.
Выборы — фарс. Время от времени в Едином Государстве выбирают лидера — Благодетеля. Но выборы эти непохожи на «беспорядочные и неорганизованные выборы древних» — результат их известен заранее, а альтернативы действующему вождю в бюллетенях нет.

Замятин и Оруэлл

Если Олдос Хаксли яро отрицал знакомство с трудом Замятина, то его ученик Джордж Оруэлл (Хаксли преподавал Оруэллу французский в колледже) «Мы» не только читал, но и рецензировал для журнала Tribune. Оруэлл явно позаимствовал из труда своего предшественника кое-какие концепты, но замысел романа у него появился раньше, а философская составляющая «1984» совершенно иная.

В обоих романах, несмотря на всю пропаганду и промывку мозгов, в людях сохраняются некоторые древние инстинкты. В обоих мирах людям запрещено любить, и в обеих книгах главные герои, влюбившись по-настоящему, совершают преступление. Любовь ведёт к сопротивлению режиму и Уинстона Смита, и Д-503. В обоих книгах персонажи предаются древним порокам — сигаретам и алкоголю у Замятина, настоящему кофе с настоящим сахаром у Оруэлла; и в обоих случаях заговор раскрывается, и герой предаёт свою возлюбленную.

Однако Евгений Замятин написал «Мы» совсем в другое время, когда коммунизм ещё воспринимался современным модным течением, а термин «фашизм» и вовсе был известен лишь паре сотен итальянских чернорубашечников. Адольф Гитлер ещё толкал речи в пивных, а Бенито Муссолини зализывал раны после разгромного поражения на выборах в парламент.

Оруэлл же начал писать «1984» в середине сороковых годов. Ужасы Второй мировой ещё были свежи в памяти, на смену ей вот-вот должна была прийти Холодная война, а коммунизм в глазах жителей Западной Европы и США был угрозой ничуть не меньшей, чем нацизм или фашизм. И вот эта разница во времени написания очень чувствуется в тексте.

Тоталитаризм по Замятину — это отсутствие индивидуальности, это одинаковые причёски, безликая юнифа и искусственная еда, это стройные толпы граждан, с одинаковым энтузиазмом марширующие на учёбу, работу и свидания. Но вместе с тем в мире Замятина всё равно остаётся выбор. Достаточно проявить силу и смелость, чтобы ему последовать, и за зелёной стеной можно обрести свободу и стать творцом своего будущего.

Тоталитаризм по Оруэллу — это удушающий, парализующий страх, репрессии и пытки. Это отсутствие личной идентичности и постоянное переписывание истории, как в прошлом, так и в будущем: Океания никогда не воевала с Остазией до тех пор, пока Океания всегда воевала с Остазией, и горе тому, кто утверждает обратное. Это огромная карательная машина государства и полное отсутствие выбора, потому что весь мир поделён между тремя огромными нациями, и каждая из них ничем, кроме названия друг от друга, не отличается.

Д-503 у Замятина считает себя органичной частью системы Единого Государства. Он полностью всем доволен, и когда I-330 начинает склонять его к бунту против системы, герой начинает испытывать угрызения совести. И после перенесённой операции он делает то, что считал правильным с самого начала, — сдаёт инакомыслящих Хранителям.

Уинстон Смит с самого начала понимает, что система прогнила насквозь. Он ненавидит партию, Большого Брата и Океанию и презирает себя, окружающих и тот мир, в котором ему приходится жить. Смит хотел бы разрушить всё до основания, и встреча с Джулией, напротив, придаёт ему сил и убеждает в том, что он не один такой.

Исход в обоих случаях примерно одинаков. Д-503 подвергается операции и возвращается в лоно Государства, с чистой совестью сдавая свою бывшую возлюбленную и других инакомыслящих. Уинстон отрекается от Джулии и теряет надежду, а любовь к своей подруге сменяется любовью к партии и Большому Брату.

Но если концовка «Мы» позволяет сохранить хоть какую-то надежду — да, Д-503 промыли мозги, I-330, скорее всего, казнят, но где-то за зелёной стеной продолжат жить свободные люди, а с ними останется О-90 (другая подруга главного героя) и её нерождённый ребёнок, — то у Оруэлла никакой надежды нет. Уинстон полностью сломлен, Джулия, по всей видимости, подверглась лоботомии, бежать некуда, кругом такие же тоталитарные режимы, а других инакомыслящих, кроме Смита и Джулии, в Океании, по всей видимости, и не осталось.

Ещё одно новаторство Оруэлла — доведённая до совершенства система нового языка, или новояза. И если из нововведений Замятина в обиход вошло только «стопудово», то из изобретений Оруэлла до сих пор используются и «министерство правды», и «Большой брат», и «двухминутка ненависти», и тот же «новояз».

Кстати, в СССР «1984» ждала та же судьба, что и «Мы». Советская цензура точно так же запретила роман Оруэлла, и до русскоязычного читателя оба произведения дошли в один год — в 1988 год, во времена гласности и перестройки. Но это уже совсем другая история.

Какие уроки можно извлечь из истории Замятина и Оруэлла?

Черпайте идеи из окружающей действительности. Она сейчас благоприятна для антиутопий.
Даже самую исследованную тему можно раскрыть под новым углом или развить ещё дальше.
Не бойтесь экспериментировать с языком, подачей и форматом.
За 70 лет с момента выхода «1984» технологии шагнули далеко вперёд. Задумайтесь, как бы выглядело общество Замятина с современными технологиями? А Оруэлла? Больше бы было возможностей у Большого Брата следить за гражданами? А у инакомыслящих уклоняться от его всевидящего ока?
Чак Паланик советует отражать свои страхи на бумаге. Представьте самые жуткие развития антиутопического общества и подумайте, какие истории в нём скрываются. Опишите их на бумаге. И тогда, возможно, окружающая реальность уже не будет пугать вас столь сильно.